Христианский ад существует не обособленно от рая, но в своеобразной
связи с ним: грешники и демоны, с одной стороны, и праведники вместе с
Богом и ангелами, с другой, видят друг друга, причем для первых это
созерцание составляет муку, а для последних — блаженство. (Иногда,
впрочем, зрелище осмысляется как одностороннее и грешники в этом случае
уподобляются актерам, не видящим зрительного зала, роль которого
выполняет рай). Осужденные увидят, для большего отчаяния, блаженства
праведников (1 ЕНОХ. 108:15); праведники же узрят муки грешников, и «это
будет пышное зрелище, — предвкушает ТЕРТУЛЛИАН. — Там будет чем
восхищаться и чем веселиться.
Тогда-то я и порадуюсь, видя, как в адской бездне рыдают вместе с самим
Юпитером сонмы царей... Там будут и судьи — гонители христиан, объятые
пламенем более жестоким, чем свирепость, с которой они преследовали
избранников Божьих. (...) Тогда-то мы и послушаем трагических актеров,
голосисто оплакивающих собственную участь; посмотрим на лицедеев, в огне
извивающихся, как в танце; полюбуемся возницей, облаченным с ног до
головы в огненную красную тогу; поглазеем на борцов, которых осыпят
ударами, как в гимнасии.(...) Такого зрелища, такой радости вам не
предоставит от своих щедрот ни претор, ни консул, ни квестор, ни жрец,
причем, благодаря вере, силой воображения уже сейчас мы может в общих
чертах представить его» (О ЗРЕЛИЩАХ, 20).
Догмат средневекового богословия, утверждавшего, что созерцание адских
мук составляет одно из блаженств праведников, представляется крайне
неудобным с точки зрения «гуманизма» Нового времени. Между тем этот
догмат обосновывался чисто логически: праведники не могут не
наслаждаться зрелищем мук, поскольку в них проявляется справедливость и
бесконечная мудрость Бога и его ненависть к греху; созерцая Бога лицом к
лицу, праведники должны испытывать блажество от всех его деяний
(АВГУСТИН, О ГРАДЕ БОЖИЕМ, 20:22). Итак, праведники, «видящие [муки
грешников], испытывают не печаль, но упиваются радостью», — утверждает
ПЕТР ЛОМБАРДСКИЙ (СЕНТЕНЦИИ, col. 962); «Не без радости и наслаждения
увидим мы ... муки погибших, в которых чудесным образом воссияют
святость праведных и справедливость Бога», — вторит ему (значительно
позднее) Роберт Беллармине (О вечном блажестве святых; цит. по: УОКЕР,
29). Лишь в 17 в. эта идея стала восприниматься как неудобная; Пьер
Бейль был одним из первых, кто увидел в ней «что-то шокирующее» (цит.
по: УОКЕР, 30).
Однако уже средневековое инфернальное визионерство, не критикуя
богословский постулат, на практике почти полностью его игнорировало, и
по вполне понятной причине: сошедший в ад зритель, сколь бы искушенным
богословом он ни был, не мог не испытать сочувствия к окружившим его
теням: уже Павел в греческом «Видении св. Павла» «плачет» при виде
участи грешников; вслед за ним и Данте в 14 веке позволил себе не
испытать никакой радости при виде адских мук, но, напротив, почувствовал
— возможно, памятуя, что «любовь ... движет солнце и светила» (РАЙ,
33:145), — сострадание при виде мук Паолы и Франчески:
Скорбящих теней сокрушенный зритель,
Я голову в тоске склонил на грудь..
. ...Потом, к умолкшим слово обращая,
Сказал: «Франческа, жалобе твоей
Я со слезами, внемлю, сострадая...»
(Ад, 5:109-110, 115-117).
|